Они существовали везде и во все времена. Упоминания о странствующих актерах встречаются и на шумерских глиняных табличках, и на стенах усыпальниц Древнего Египта, и в китайских рукописях тысячелетней давности. Современный театр, литература и драматургия, не говоря уже об эстраде и цирке, выросли из искусства бродячих комедиантов. И всегда и везде они не вписывались в установленные светской и церковной властью рамки и законы — жили своей, особой жизнью…

[]

«Наша крыша — небо голубое»

С особой силой это проявилось в cредневековой Европе. Античный мир рухнул под напором новой христианской религии и новых же экономических отношений. А вместе с ним было предано забвению и все античное искусство, включая театр и цирк. Но люди не хотят лишь молиться и работать. Им еще хочется смеяться и плакать, удивляться и восхищаться, любить и ненавидеть. И эту возможность — за короткое время представления испытать яркие чувства — балаганщики давали всем желающим. И за весьма умеренную плату.

В разных странах бродячие актеры и назывались по-разному: мимы, гистрионы, ваганты, скоморохи, жонглеры, шпильманы, менестрели, масхарабозы, кызыкчи, франты... За каждым из этих названий — своя история, особенности репертуара, стиля. Но всех их объединяло то, что были они, по словам одного средневекового поэта, «возлюбленными изгоями». Их действительно любили и выступления их смотрели с восторгом, щедро оплачивая и аплодисментами и деньгами.

Пасынки человечества

С жонглером или вагантом вполне приличным считалось посидеть в таверне, но никому бы и в голову не пришло пустить их на ночлег в свой дом. Дело в том, что церковные власти тех времен считали эту профессию греховной, а их искусство — бесовским кривлянием. Церковь преследовала странствующих комедиантов не только при жизни, но даже и после смерти: их разрешали хоронить наравне с самоубийцами лишь за оградой кладбища, на не освященной земле. Почему? Да потому, что относительно молодая христианская церковь яростно боролась со всем, что шло вразрез с религиозными догмами и отвлекало души людские от страха перед Богом и от служения феодалу-сюзерену. И не только «ведьмы» с «колдунами» сгорали в кострах инквизиции — шли на них, бывало, и бродячие актеры, объявленные детьми Сатаны и вавилонской блудницы. Ну и как таких пригласить в дом? Того и гляди сам попадешь под немилость церковников и потеряешь не только имущество, но и жизнь. Так и вышло, что на целую тысячу лет, вплоть до начала эпохи Возрождения, артисты были приговорены к дороге пожизненно, с первого появления на сцене и до самой смерти.

Дом на колесах

Фургон был для бродячих комедиантов целым миром, собственной планетой, за пределами которой раскинулась чужая и не слишком дружелюбная Вселенная. Здесь жили: ели, спали, рожали, взрослели и умирали. Фургон был довольно удобным транспортом. Практически он представлял из себя большую телегу без рессор, но с прочным полом. Помещалось в ней человек пять-шесть, редко больше, поскольку теснота не способствовала благоприятному моральному климату, а ссоры в таком коллективе особенно опасны. Ведь артистам каждый божий день нужно было работать, выполняя сложнейшие трюки, которые обыватели считали невозможными без помощи нечистой силы. В этих условиях дружелюбие и даже родство, братство по профессии, были абсолютно необходимы.

Фургон легко превращался в сцену. Из него вынимались специальные щиты, покрывались ковриками или тряпками и пристраивались к заднику фургона или откидывающейся боковой стороне. Так телега становилась сценой, где разыгрывались бурные и столь притягательные для зрителя страсти.

Универсалы

О репертуаре бродячих актеров можно рассказывать долго. Это были и небольшие пьески, породившие позднее комедию дель арте, и сложнейшие композиции из акробатических этюдов, сопровождавшихся жонглированием всевозможными предметами, и скетчи на злободневные темы, и пантомимы с дрессированными животными, и кукольные представления, и многое, многое другое. Выступления требовали отточенного мастерства, так что по дороге из городка в городок комедиантам приходилось делать долгие остановки для репетиций на лоне природы — подальше от любопытных глаз. За халтуру могли не только не заплатить, но и побить палками…

Откуда же бралось «население» этого мирка? В основном его составляли недоучившиеся студенты и… разжалованные священники. Часто в труппу брали и детей из тех деревень, в которых выступали: мальчиков поживее и девочек помиловиднее — нужда была повсеместной, а жизнь в передвижном театре-цирке гарантировала хоть какое-то пропитание. А в центре труппы, как правило, стояла супружеская пара — хозяин, мастер на все руки, и верная его помощница.

Слово и дело

Они не роскошествовали. Как писал Виктор Гюго, «катящийся камень мхом не обрастает». Но и нищеты не было. Зарабатывали чаще всего на праздниках, в том числе и церковных. При подготовке мистериальных представлений церковь закрывала глаза на «дьявольское» искусство балаганщиков, которые для обслуживания карнавала собирались в крупные артели и благопристойно разыгрывали библейские сцены.

Взрослые участники делили прибыль в соответствии с заранее оговоренными долями. Контрактов не существовало, но нарушать договоренность считалось непростительным преступлением, и на такое мало кто решался. Вообще, отношения между разными труппами были налажены превосходно и… парадоксально. Периодически они собирались на городских праздниках или ярмарках и после «аншлага», в какой-нибудь харчевне, дружески договаривались, как им больше не встречаться. Конвенция выполнялась строго, а если все же кто-то ее нарушал, то суд вершили свои же, и наказание могло быть очень тяжелым — вплоть до лишения жизни. Очень выгодным считалось приглашение труппы в замок, особенно если хозяином его оказывался какой-нибудь барон или герцог. Иногда проживание в замке затягивалось на несколько месяцев, но оплата «за беспокойство» стоила того. Заработавшие крупный куш артисты могли уехать в какие-нибудь дальние края, где не знали об их профессии, купить там себе дома и стать благопристойными крестьянами, ремесленниками или даже купцами-торговцами.

Чужие здесь не ходят

Труппа жила единой семьей. И хотя «моралью строгой» не злоупотребляла, а подработки актрис проституцией не считались зазорными, все же до свального греха не доходило. Церковь комедиантов не венчала, однако в труппах всегда были заметны пары — если не супружеские в строгом смысле, то более или менее постоянные. У них рождались дети, с первых же лет жизни вливавшиеся в актерское братство, становившиеся полноправными гражданами этого мира. Их куклами были те самые марионетки, что плясали, дрались и плакали над ширмой во время кукольных представлений — и вот малыш уже водит марионетку по площадке перед началом спектакля, развлекая и привлекая почтеннейшую публику… Жизнь — продолжение игры. Порой жестокой, порой увлекательной. Но всегда — игры, ни на секунду не прекращавшейся, даже когда сворачивались немудреные декорации и уставшие комедианты затихали в покачивающемся фургончике. Потому и тянулись к ним обыватели, потому любили — и потому же ненавидели этих странных комедиантов!

                                                                                                                                           Николай Угрин

                                                                                                       http://www.oracle-today.ru/articles/84440/