Во время иностранной интервенции 1918-1921 годов Россия была поделена на зоны влияния. Если бы планы интервентов осуществились, нашей страны в нынешних границах просто бы не было.

[]

Начало интервенции



Сразу после «Декрета о мире» и перемирия Советской России с Германией на Восточном фронте, 3 декабря 1917 года США, Франция, Англия и союзные им страны приняли решение о разделе бывшей Российской империи на зоны интересов.

Речь шла об установлении связей с местными национальными правительствами и объявлении независимости Украины, Белоруссии, Кавказа, Польши, Финляндии и других стран Прибалтики, а также Дальнего Востока. Спустя месяц на специальной конвенции Англия и Франция разделили Россию на сферы вторжения.

Французская зона должна была состоять из Бессарабии, Украины и Крыма, а английская – из территорий казаков, Кавказа, Армении, Грузии и Курдистана. Американское правительство, оставаясь в тени, приняло доклад госсекретаря Лэнсинга о предоставления тайной поддержки британским и французским инициативам. Как пишет историк Кирмель, в приложении к карте «Новой России», составленной государственным департаментом США, говорилось:

«Всю Россию следует разделить на большие естественные области, каждая со своей особой экономической жизнью. При этом ни одна область не должна быть достаточно самостоятельной, чтобы образовать сильное государство».

Угроза целостности России шла не только с Запада, но и с Востока. 26 февраля 1918 года союзный главнокомандующий маршал Фош заявил, что «Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири – они имеют возможность это сделать».

Это стало началом агитации за военную интервенцию Японии на Дальнем Востоке. Уже 5 марта газета Daily mail настаивала на необходимости приглашения Японии в Сибирь и создания «Азиатской России», в противовес Европейской, под властью Советов.

Разлад в лагере союзников



И все же долгое время войска союзников не решались вторгаться в Россию. Во-первых, неоконченная война с Германией создавала слишком большие риски для рассредоточения людским ресурсов. Во-вторых, октябрьский переворот и большевиков долгое время никто не воспринимал всерьез, ожидая, что последние падут после проигрыша Германии.

По словам американского историка Ричарда Пайпса, Ленин и его партия были неизвестными величинами, и никто не воспринял всерьез их утопические планы и заявления. Преобладающим, особенно после Брест-Литовска, было мнение, что большевики являются ставленниками Германии и исчезнут с политической арены одновременно с окончанием войны.

Поэтому, в конце 1917 – начале 1918 года, «союзники» придерживались осторожного курса и предпочитали, по большей части, держаться в стороне. Кроме того, долгое время среди стран Антанты не было единого мнения по поводу открытой интервенции. В частности, против нее выступал американский президент Вильсон, который считал первостепенным лишь образование независимых государств в пограничных районах России, а интервенцию рассматривал как излишнее вмешательство в дела другой страны.

Его ярыми оппонентами были Черчилль, который после принятия генеральным штабом главного командования армиями Антанты резолюции «О необходимости интервенции союзников в Россию» и оккупации Мурманска Британией, видел в ослабленной России, в частности, прекрасный рынок сбыта и дешевый источник сырья.

Это давало возможность свободно конкурировать с Германией, чья промышленность была лучше. За ввод войск и расчленение России активно выступали и многие американские политики. В частности, американский посол провоцировал своего президента заявлениями, что Белое движение теряет терпение, ожидая союзнической интервенции, и может договориться с Германией.

Надо сказать, Германия тоже не обещала долголетия своему новому союзнику. Немецкий посол Мирбах писал, что он не видит дальнейшего смысла поддержания большевиков: «Мы, безусловно, стоим у постели безнадежно больного человека. Большевизм скоро падет... В час падения большевиков германские войска должны быть готовы захватить обе столицы и приступить к формированию новой власти». Ядро прогерманского правительства, по мнению Мирбаха, должны были составить умеренные октябристы, кадеты и крупные предприниматели.

27 августа в Берлине были заключены новые договоры Германии с обессилевшей Россией. Согласно им, Советское правительство обязывалось сражаться против Антанты на европейской и северной части России. Германии передавался контроль над остатками Черноморского флота и портовым оборудованием на Черном море. Было также решено, что в случае, если Баку будет возвращен России, то треть добычи нефти пойдет Германии. Кроме того, к договору добавлялись секретные статьи, по которым советское правительство обещало вытеснить с территории страны войска Запада с помощью германских и финских войск. Договор от 27 августа стал последней каплей в отношениях Советской власти и Запада. Широкомасштабная интервенция началась.

Во имя демократии

Запад находил все новые и новые поводы для продолжения интервенции. Сначала это были лозунги Черчилля: «Во имя победы в этой великой войне». Потом они превратились в громкие призывы: «Во имя демократии», «помощи в восстановлении конституционного строя в России» и так далее. При этом союзники отнюдь не торопились оказывать активную помощь Белому движению и освобождать своего «близкого соседа» от «открыто признанных врагов», по словам Черчилля.



Как пишет историк Кимель, основная сложность состояла в том, что в результате установления плотных взаимоотношений между белыми правительствами и Антантой, сразу же стали видны различные цели белогвардейцев и европейских стран.

Основным камнем преткновение было стремление царских генералов восстановить «Единую и неделимую Россию», в которой Запад, особенно Великобритания, видел потенциальную угрозу ее колониальным землям. В отчете парламентского заседания английского парламента 8 и 17 ноября указано следующее мнение: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является спорной, поскольку они «борются за Единую Россию»… Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании…

Один из наших великих людей, лорд Биконсфильд, видел в огромной, могучей и великой России, катящейся подобно глетчеру по направлению к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Великобританской империи». «Политика двойных стандартов» союзников даже без донесений разведки не была секретом для белых генералов.

По словам генерала-майора Батюшина, достаточно было лишь ежедневно читать иностранную прессу, чтобы понимать истинные цели Запада. Сам Деникин с возмущением вспоминал в своих дневниках: «Из Парижа нам писали часто: помощь союзников недостаточна потому, что борьба Юга и Востока непопулярна среди европейских демократий; что для приобретения их симпатий необходимо сказать два слова: Республика и Федерация. Этих слов мы не сказали».

Движение солидарности Помимо бескомпромиссной позиции лидеров Белого движения в вопросах целостности России, интервенцию изрядно усложняло и движение солидарности в странах Антанты по отношению к Советской России. Рабочий класс сочувствовал Советам и их поддержка вылилась в массовые выступления на всей территории Европы с лозунгами: «Руки прочь от Советской России». Они отказывались снаряжать военные суда для интервенции, препятствовали работе фабрик, что в военных и послевоенных условиях грозило крупным экономическим кризисом, который поставил бы Англию в зависимость от США.

Большую проблему представляли собой и солдатские бунты. В 1919 году под Тирасполем восстали 55-пехотный полк и французский флот на Черном море. Война в революционной стране грозилась перерасти в революцию в странах-интервентах.

Компромисс с большевиками



Завершение Первой мировой войны окончательно определили дальнейшую судьбу интервенции. По условиям Версальского мирного договора на границах РСФСР создавалось множество независимых политических образований: Украинская народная республика, Белоруссия, Польша, Литва, Латвия, Финляндия, Эстонская республика, что являлось первоначальной целью стран Антанты.

Поэтому в январе 1919 года на Парижской мирной конференции было принято решение отказаться от дальнейшего вторжения на территорию России, ограничив свою помощь Белому движению лишь военными поставками.

Последнее решение тоже не было щедрым даром. За вооружение приходилось расплачиваться золотым запасом и зерном, в результате чего страдали крестьяне и популярность движения за восстановления «прежней» России во главе с белыми генералами неуклонно падала. На этом этапе «союзнических отношений» между белыми и Западом никакой помощи от последних, можно сказать, не было. Шла обычная торговля – продавали избытки оружия союзнических армий по невыгодным контрактам. И то в недостаточном количестве: Деникину, например, англичане поставили всего несколько десятков танков, хотя у них после Первой мировой на вооружении стояли тысячи.

Существует еще одна версия, что после окончания Первой мировой войны и создания так называемого «санитарного кордона» вокруг РСФСР, союзникам, вопреки своей неприязни новому советскому правительству, было проще найти язык именно с большевиками, которые готовы были идти на многие компромиссы. Кроме того, послевоенная экономика требовала восстановления прежних экономических связей с Россией во избежание крупных кризисов и социальной напряженности.

Поэтому, несмотря на то, что последние военные формирования были вытеснены с территории СССР (на Дальнем Востоке) в 1925 году, фактически весь смысл интервенции для стран Антанты изжил себя после подписания Версальского договора. Что касается Белого движения, то находясь на окраинах бывшей империи, без помощи извне и поставок оружия, они были обречены.

Алиса Муранова

Источник: Русская Семерка russian7.ru