Cреди многих учебных заведений России есть одно, являющее собой начало светского образования в нашей стране.
 

[]

По-царскому велению

В октябре 1699 года Пётр I навестил захворавшего Патриарха Московского Андриана, с которым имел продолжительную беседу о насущной потребности распространения знаний и наук. В этой беседе самодержец, подчеркнув важность церковного образования, вместе с тем заметил, что стране нужны школы, готовящие людей «во всякие потребы». Скорый на решения государь уже в январе 1701 года подписал указ, гласивший о создании «Школы математических и навигацких наук», подготовившей для России плеяду знаменитых деятелей, прославивших державу на разных поприщах.

Учебный курс школы состоял из русской грамоты, артиллерии, геометрии и тригонометрии, с практическими приложениями к геодезии и мореплаванию. Обучали будущих специалистов военного и морского дела и «рапирной науке», так что великолепное владение шпагой, показанное в историко-приключенческом фильме «Гардемарины, вперёд!», отнюдь не является выдумкой и преувеличением.

Откуда же взялись наименования «гардемарин» и «кадет»? Из Франции. Здесь в 80-е годы XVI века появились морские училища и был создан корпус гардемарин (морских гвардейцев). Что же касается слова «кадет», то оно происходит от cadet – младший, несовершеннолетний. Из Франции новые звания перекочевали во все европейские страны, в том числе и в Россию, где стали присваиваться младшим и старшим воспитанникам школы.

Обучали в Навигацкой школе подростков и юношей в возрасте от 12 до 20 лет. Зачисляли представителей всех сословий, за исключением крепостных. Всего же в знаменитой московской Сухаревой башне обучалось 500 человек. «Кормовые деньги» получали все, кто имел менее пяти крестьянских дворов. Ну а остальные заботились о себе сами. В школе готовили и начальных учителей, рассылавшихся затем по губерниям, для преподавания математики при архиерейских домах и монастырях, в адмиралтейских и цифирных школах. Для того чтобы дворянские недоросли становились людьми грамотными, Пётр I повелевал «…положить штраф такой, что невольно будет жениться, пока не выучится».

Ветры перемен

«Школа математических и навигацких наук» просуществовала в Москве до 1715 года, а затем, под названием «Морская академия», была переведена в Санкт-Петербург. После смерти создателя флота российского, дела в академии пошли неважно. Дворяне по большей части стремились записывать своих отпрысков в гвардейские пехотные и кавалерийские полки. Это объяснялось не только тем, что флотская служба была более опасной и трудной, но и близостью к столично-дворцовой службе. Ведь весь «осьмнадцатый век» Россию сотрясали дворцовые перевороты, главными в которых являлись гвардейские части. А ну-ка сынку выпадет случай, которого не видать тем, кто «ходит по морям, по волнам» вдали от родины?

Неслучайно в 1749 году князь Михаил Белосельский подал императрице Елизавете Петровне записку, в которой, помимо всего прочего, говорилось: «Нынешние морские офицеры, кои почти все заводу государя императора Петра I (ибо во время императрицы Анны Иоанновны академия едва ли не вся переведена была и весьма в малом числе дворян состояла), ежели коим-либо образом отныне от обескуражицы скоро перевестися могут, то в самом деле не без трудности кем исправлять будет морскую службу, понеже в сухопутстве офицера в 3 года доброго получить можно, а морского менее 12 лет достигать невозможно». После ряда таких обращений, «дщерь Петрова» 15 декабря 1752 года издала указ о создании Морского кадетского корпуса, включившего в себя Морскую академию, Морскую артиллерийскую школу и гардемаринскую роту.

С этого времени начинают формироваться традиции блистательного Морского кадетского корпуса. Кроме профильных наук, его воспитанники изучали «географию, генеалогию, штиль и риторику, историю, политику, мораль, геральдику и прочие шляхетские науки». Кадеты и гардемарины обучались трём иностранным языкам – французскому, английскому и немецкому, к которым вскоре присовокупили датский, шведский и итальянский, так как «знание этих языков зело нужно для морского офицера в его службе». А к традиционному фехтованию были добавлены рисование и танцы.

Уроки проходили утром с 7 до 11 часов и днём с 14 до 18. Математические и специальные (морские) дисциплины, а также иностранные языки планировались на утреннее время, а после обеда проводились уроки по «словесным наукам». Существовали специальные «математические классы» для наиболее способных гардемаринов, имевших склонность к математическим наукам и астрономии. Впоследствии на их основе возникла Николаевская военная академия. При корпусе имелась своя обсерватория, где наряду с учебными занятиями воспитанники занимались и научной работой. Ну а те, кто имел склонность «к искусствам», учились под руководством кадетского капельмейстера игре на различных музыкальных инструментах и пели в хоре.

При Екатерине II Морскому кадетскому корпусу была подарена деревня в 210 верстах от Санкт-Петербурга. В Кронштадте построили гостиницу, в которой размещались гардемарины и преподаватели перед практикой в море. Из корпуса на те корабли, где проходили практику гардемарины, посылалось столовое серебро, скатерти и салфетки, чтобы и в походе гардемаринам всё напоминало об их «доме» и соответствовало манерам и образу жизни будущих офицеров.

Кому – шампанское, а кому – квас

Для Морского кадетского корпуса архитектор Ф. Волков построил величественное здание в классическом стиле, существующее и поныне. Его украшением является Столовый зал, расположенный на втором этаже. Размеры зала (длина – 70 метров, ширина – 20,5 метра), по подсчётам знатоков, соответствуют габаритам шестисоттонного миноносца.

Шедевром инженерной мысли конца XVIII – начала XIX вв. стал подвесной потолок зала архитектора Луиджи Ивановича Руска. Созданный им плоский потолок держался на мощных якорных цепях, прикреплённых к стенам. Над тремя входами в зал располагались хоры (балконы), поддерживаемые металлическими колоннами. На хорах размещался духовой оркестр, игравший для обедающих по воскресеньям и в праздники. Стены зала, по задумке Л.И. Руска, украшала великолепная лепка из элементов герба Морского корпуса, львиных голов и военных трофеев.

В Столовом зале помимо ежедневных трапез проходили разводы наряда, парадные построения в дни принятия присяги и выпусков, а также балы. Здесь же проводили и корпусный праздник, отмечавшийся в октябре (день памяти святого Павла Исповедника, в честь которого при Павле I освятили в 1797 году корпусную церковь).

Праздничное меню год из года более ста лет оставалось традиционным: бульон с кулебякой, пожарские котлеты с горошком, жареный гусь с яблоками, пломбир. Каждому воспитаннику директор корпуса вручал конфеты в особой коробке с гербом Морского кадетского корпуса. Гардемаринам в этот день разрешалось пригубить шампанское, а кадеты пили квас из серебряных стопок. Кстати, серебряные столовые приборы, кружки и кувшины для кваса изготавливались из переплавленных старых галунов гардемаринов.

По особо торжественным случаям весь корпус приглашался в Зимний дворец, а сами самодержцы нередко лично вручали погоны выпускникам, приезжая в старейшую российскую альма-матер. В начале XX века в торжествах по случаю 200-летия корпуса принимали участие Николай II и отец Иоанн Кронштадтский. Почётное право выноса нового знамени из Зимнего дворца и его внос в здание корпуса получил выпускник Алексей Щастный. Тот самый А. Щастный, который в 1918 году спас Балтийский флот в знаменитом Ледовом походе.

Предателям и трусам здесь не место

Но вернёмся в Столовый зал. С ним связана история, передававшаяся питомцами учебного заведения из уст в уста. В тридцатые годы прошлого века её поведал читателям ныне забытый автор Сергей Адамович Колбасьев (1898–1937 гг.) в своей книге «Арсен Люпен», повествующей об учёбе в корпусе в 1916–1917 гг. Вот что рассказывал писатель-маринист: «Это было не то во времена декабристов, не то в год Польского восстания, но, во всяком случае, ещё при Николае I. В корпусе нашли крамолу, и судить виновных должна была особая комиссия под председательством директора. У дверей Столового зала поставили караул, а по самой его середине – стол, накрытый зелёным сукном. Там, за этим столом, в огромной пустоте и должна заседать комиссия, каждое слово которой было тайной».

Далее автор писал, что друзья виновных решили отомстить этой комиссии. Они пробрались на чердак, где, якобы, заложили пороховые заряды под якорные цепи, удерживающие подвесной потолок. Заговорщики решили дождаться начала суда, поджечь фитили и обрушить потолок на «инквизиторов». Но, согласно легенде, гардемарин Фондезин, чей отец был директором корпуса, зная о готовящемся покушении, предупредил отца.

«Мстителей схватили на чердаке, – писал С.А. Колбасьев, – и судьба их была печальной. Но сам гардемарин Фондезин пропал на следующий день и пропал бесследно. И уже много лет спустя, во время ремонта зала, его скелет с остатками полуистлевшей формы, был найден замурованным в одной из стен зала».

На самом же деле в корпусе никогда не было директора по фамилии Фондезин. Да, адмирал Мартын Петрович Фондезин действительно существовал, но он командовал Кронштадтской эскадрой, был главным командиром Архангельского порта и никакого отношения к Морскому кадетскому корпусу не имел.

Да и сама операция по замуровыванию гардемарина вряд ли была технически осуществима. Вероятно, эта легенда появилась с одной целью: показать, что предательство кадетско-гардемаринского братства всегда будет жестоко наказано. Ведь в Морском корпусе фискальство и доносительство презирались традиционно. Не менее страшным позором для воспитанников слыли трусость и малодушие. Так, доподлинно известно, что контр-адмирал Н. Небогатов, осуждённый за сдачу японцам при Цусиме отряда кораблей, был вынужден забрать из Морского корпуса своего сына, от которого все отворачивались.

Ничего нет важнее традиций

Конечно, не все гардемарины, а тем более кадеты, были сплошь «рыцарями без страха и упрёка». Соответственно своему возрасту они не прочь были подурачиться и повеселиться, разнообразя жизнь в «кадетском монастыре» (выражение писателя Н.С. Лескова). Одной из таких забав были «похороны альманаха», предварявшие выпускную церемонию. Эти «похороны» Наутикаль Альманаха – гринвичского астрономического ежегодника, досаждавшего своей сложностью не одному поколению гардемарин, стали одной из традиций корпуса. За несколько дней до экзамена корпус извещался о «болезни» альманаха. На хорах Столового зала появлялись плакаты на английском языке: «Сэр Альманах болен». Кадеты и гардемарины ходили по корпусу на цыпочках, чтобы не беспокоить «больного». В ночь после экзамена старшая гардемаринская рота торжественно «хоронила» ненавистный ежегодник. В Столовом зале выставлялся «почётный караул» в полной амуниции, но… голышом. На троне из столов и красных одеял сидел «Нептун». Безутешную «вдову» альманаха изображал гардемарин, подавший на экзамене работу последним. После целого ряда комичных сценок альманах сжигался здесь же, в одной из печей. Корпусное начальство на эту «церемонию» смотрело сквозь пальцы. Когда одного из директоров корпуса спросили, почему он не прекратит это безобразие, тот с философским видом ответил: «Этому действу уже сто лет, а на свете нет ничего важнее традиций. Да я и сам, будучи гардемарином, пятьдесят лет тому назад провожал Наутикаль Альманах в последний путь. Чего же вы от меня требуете? Ведь и потехе нужен час».

Хочу сказать, что этот удивительный сплав государственной заботы, которую трудно назвать «казённой», и неформальной жизни создавал особый облик людей, говоривших не «получили образование в Морском кадетском корпусе», а «получили воспитание». Так отзывались об альма-матер не только великие флотоводцы Ф.Ф. Ушаков и П.С. Нахимов, выдающиеся мореплаватели И.Ф. Крузенштерн и Ф.Ф. Беллинсгаузен, но и деятели русской культуры: художник В.В. Верещагин, составитель первого толкового словаря русского языка В.И. Даль и композитор Н.А. Римский-Корсаков.

                                                                                                                              Александр Обухов

                                                                                         http://planetatain.ru/news/navigatory/2019-10-02-35713