Баня на Руси всегда была явлением не столько бытовым, сколько культурным. Ее история зафиксирована еще со времен самого Рюрика, хоть и выглядела она тогда маленькой, неказистой и темной, в буквальном смысле, ибо топилась по-черному, т.е. труба отсутствовала, и дым вытекал на улицу через открытую дверь. Позднее стали появляться бани уже с трубой, отчего топились они по-белому.
[]
Россия страна очень древней банной культуры. Если у кого-то не было сил на баню, тогда специальная была церемония, парились в русских печах: печи делали большие, и туда мог залезть взрослый человек. Там стелили солому, перед этим хорошо протапливали, и вот там он парился. Именно бани спасли руссов от нашествия страшных эпидемий, которые уничтожали Европу. Русский обычай, мыть и парить свое тело в субботу, родился тысячу лет назад, но сохраняется в провинции и сегодня. Первые общественные бани, т.е. бани, где мылись в основном люди пришлые, появились в Москве при Борисе Годунове где-то в конце 16 века. Это были небольшие одноэтажные постройки, оккупировавшие берег реки. На старых планах Москвы мы видим городские бани в Замоскворечье, в центральной части прямо на Москве-реке; вторые – в устье Яузы. Поначалу считалось, что мужчинам и женщинам вместе мыться не грех, но, второй государь из рода Романовых Алексей Михайлович сие бесстыдство пресек. В 1643 государь создает приказ: «Баня делится на два отделения мужеское и женское, с особым входом и надписями». Елизавета Великая позднее указ подправила: «Входить на женскую половину разрешаются мальчикам до 7 лет, прислуге из мужчин, врачам, а еще художникам и их ученикам, дабы те совершенствовали свое ремесло посредством изучения живой фигуры». В общественных торговых банях за посещение необходимо вносить плату. Там, где появляются деньги, возникает бизнес — интерес. Строительство, содержание торговых бань постепенно становится одной из первых ветвей русского предпринимательства.
В конце царствования Екатерины Великой в придворном театре «Эрмитаж» появилась новая прима, очаровательная Лизонька Федорова. Голос — чистый кристалл, высокий, звонкий. Когда она пела, театр обмирал, когда начинала танцевать, публика торжествовала и кричала «браво». Своей фамилии Лизонька вскоре лишилась. Только что открыли новую планету уран. Слово это сделалось модным, так что на афишках Лизу стали объявлять Урановой. На ее имя сливки петербургского общества стекались рекой. При дворе до ожесточения спорили, кому достанется этот истинный бриллиант. Претендент на чувства Лизы объявился весьма скоро. Александр Безбородько, приятнейший князь в чине гофмейстера, стареющий бонвиван, разменявший пятый десяток. Редкая петербургская красавица смогла избегнуть с ним связи, и, вообще, все знали, что делами государства заправлял он, Александр Андреевич, а не уязвленная старостью императрица Екатерина. Но, бедная воспитанница театрального училища для гофмейстера оказалась крепостью неприступной. Вельможа посылал Лизоньке сказочные по богатству подарки, а та в ответ: «Нет, никогда». Однажды приключилось уж вовсе неслыханное. Молоденькая актриса швырнула в печь 80 тысяч рублей, присланных ей. Целое состояние. Да, при этом еще разразилась смехом. А вскоре и выяснилась причина неприступности. Сильвио Зандукели, горячий красавец того же придворного театра, прекрасно игравший комедийные роли пройдох и первых слуг, занял сердце примы Урановой без всякого остатка. Девушка влюбилась без ума, как бывает раз в жизни.
Потомок грузинских дворян Сильвио избрал постыдную для его рода карьеру лицедея. Однако достиг в ней поднебесной высоты, сделался любимцем русской императрицы. Сильвио пришлось расстаться с настоящим именем. В театре его звезда взошла под псевдонимом Сила Николаевич Сандунов. Узнав, что между ним и Лизонькой встрял фигляр, комедиант из грузин, Безбородько вскипел высшим начальственным гневом и объявил против неравного ему соперника поход, вплоть до того, что князь сослал Сандунова в Херсонский лазарет на самую черную работу.
Но, первое действие любовной истории окончилось водевилем. Однажды, прямо во время спектакля Лизонька расплакалась. Едва довела пьесу до конца, а после занавеса повалилась в обморок. Но, до этого она успела передать императрице письмо, где объяснила свои девичьи беды. «Заступница — молила Лиза – разлука с любимым разорвет мое бедное призирающее обман сердце». Екатерина послание прочла, вспыхнула, топнула царской ножкой и повелела Силу Сандунова из мрачной ссылки вернуть, а, чтоб высочайшему распутнику неповадно было, дала распоряжение молодых обвенчать. На свадьбу молодоженам Екатерина подарила 300 рублей денег, а еще пожаловала невесте атласный наряд из собственного гардероба.
Однако, вскоре мать императрица умерла и молодые решили из Петербурга бежать, так как ненавистный Безбородько при новом императоре Павле лишь усилился и театральные карьеры обоим Сандуновым обрушил.
Москва супругов приняла радушно. Оба здесь добыли новую театральную славу, которая загремела, не хуже, прежней петербургской. На богатые подарки кумирам московская публика не скупилась. И, когда однажды стал вопрос, что делать с излишком денег, Сила Николаевич предложил вложить средства в постройку бань.
Бани в это время считались предприятием не очень выгодным. Потому споров между супругами не возникло. Супруг покупает несколько участков земли на берегу Неглинки (река в то время уже была забрана в трубу) и там он строит первый вариант Сандуновских бань. Однако, любовь окончилась грустной драмой. Трещину большому чувству Сандуновых дали именно бани. Вот записи, сделанные осенью 1806 года в дневнике чиновника Степана Жигарова: «Говорят, у Сандуновых между собой начинает быть не ладно, под предлогом обоюдной неверности». Но, тут же замечает: «будто настоящая причина ссоры в том, что муж, выстроив на общий капитал бани, записал их на имя свое». А ведь женились они по страстной любви. Трещина, возникшая между супругами, росла и однажды Елизавета написала прощальное письмо, умчалась из супружеского дома в столичный ветреный Петербург. Сила Николаевич остался в стольной Москве: он все реже выходил на сцену, блистая в комических ролях, чаще подсчитывал барыш, который приносили ему бани.
В 1820 году Сила Николаевич вручил свою мятежную душу Богу. Это известие поразило, уже состарившуюся певицу, Елизавету Уранову точно гром. Она тут же возвратилась в Москву, говорят, сильно горевала о первой любви, а через 6 лет отправилась вслед за супругом. Оба Сандуновы умирали с мыслью, что оставят свое имя в летописи театральной, а оно прижилось, засияло, словно начищенный медный таз, в летописи банной. Выстроенные ими бани до сих пор хранят название сценического псевдонима комика Сильвио Зандукели. Эти бани создал он. Но, конечно, он сам их не эксплуатировал, он их сдавал в аренду, но в Москве появилось такое понятие – «Сандуны».
«Сандунам» всегда невероятно везло. Во-первых, они ни разу не горели, хотя другие московские бани полыхали многократно, превращаясь в головешки и черный пепел. «Сандуны» умудрились миновать даже знаменитый пожар 1812 года, когда с пришествием в Москву Наполеона, огонь уничтожил практически весь город. Второе счастье сандуновских бань в том, что они не были снесены и похоронены в истории. Привычка разрушать и возводить на старом месте новое в Москве не искоренилась. Но, самый счастливый момент в истории «сандунов» пришелся на конец 19 века. Именно тогда, «сандуны» вознеслись к славе, утвердившись царь-баней и слава их тесно связана со знаменитой для Москвы историей любви.
В 1869 году «сандунами» завладело семейство Фирсановых. Приобрел их Григорий Иванович Фирсанов, купец, сделавший баснословное состояние на скупке драгоценностей и имений разорившихся дворян, хваткий, хищный, деловой, энергичный, очень цепкий человек. Пришел в Москву в лаптях. К 30 годам был уже оценщиком ювелирных изделий, скопил капитал для основания дела. Вскоре он занялся перекупкой драгоценностей у разорившихся помещиков, а некоторое время спустя стал владельцем сандуновских бань. Вспоминают, что в долгах у старика — крохобора сидела половина дворянской Москвы, желая кровопийцу ужасной смерти. Смерть прибрала старика в 1881 и всей, скупленной по дешевке, империей завладела его единственная дочь Вера Ивановна.
Вера Ивановна слыла богиней кипучей московской богемы. На эту гордую очаровательную сумасбродку желали быть похожи все молодые дамы полусвета. Когда она заезжала в театр, за ней шествовала целая толпа, чтоб только взглянуть на кумиршу одним глазом из-под вуали. Царица моды, царица отношений с мужчинами, царица красивого артистического кутежа, и, в то же время, в ней была недюжинная деловая хватка. Фирсанова ворочала миллионами, исполняя крупнейшие строительные подряды. Московская красавица построила в Москве много зданий, которые остались до наших дней. Петровский торговый пассаж между Петровкой и Неглинкой, гигантское сооружение трех линий и трех этажей — это ее рук дело.
По молодости Вера Ивановна была замужем, но с супругом открыто не жила, а после смерти отца легко развелась, выплатив миллион откупного, и бывший муж оклеветал себя на бракоразводном процессе, заявив, что прелюбодействовал. О Вере Фирсановой написано бесчисленное количество романов, о ней судачили, с придыханием шептались во всех гостиных. Вся ее жизнь – сплошная горячая сплетня. Отца нет, матери нет, она одна. Желающих попользоваться ее капиталом среди молодых людей очень много: огромное количество гвардейских офицеров и интеллигентной молодежи. Каждые две недели она знакомила общество с новым женихом, обязательно красавцем, и — ни разу под венец. Сама себя Вера Ивановна называла Савраской из Усты. Любила театр, любила богемное общество, в то же время своенравная, порывистая, резкая и непостоянная. И вот, эта Савраска влюбилась в молодого офицера, сына начальника Петропавловской крепости, Алексея Ганецкого. Хотела его добиться, а тот ответил: «Мадам, я с дамами в легкомысленные отношения не вступаю». Такого отпора Вера Фирсанова не встречала никогда. Это был первый мужчина, который посмел ей отказать. И тогда она сдалась. Сама предложила венец и брачные узы.
Этим браком Москва потряслась больше, чем всеми романами светской богини. Ганецкий оказался человеком деятельным. И, когда Вера Ивановна посоветовала ему заняться переустройством сильно обветшавших к тому времени сандуновских бань, он взялся за предприятие с размахом. «Я одену бани в мрамор и это будет мрамор из Каррар». Ему ответили, что мрамор в Каррарах весь выбрал для себя еще знаменитый скульптор Микеланджело. Но, Ганецкий мрамор нашел и, именно, Каррарский. Кафель для бани везли с Англии, Германии, Швейцарии. Разные существуют здесь точки зрения. Есть люди, которые говорят, что эти бани не Фирсановой, а Ганецкого, но трудно с этим согласиться. Практическую работу вел он, но деньги ее, основной замысел ее. У Ганецкого имелась высшая цель. Одевая на деньги Фирсановой «сандуны» в мрамор, он мечтал переплюнуть, перещеголять главного соперника Гераську Хлудова с его китайскими банями, утереть нос новому банному королю. Строительство длилось 2 года, а когда, в 1896 году «сандуны» открылись для посещения, Москва ахнула.
По величине и пышности убранство новых бань не уступает знаменитым термам римского императора Каракаллы. Вся Москва бросилась в «сандуны», чтобы только поглазеть на явленное чудо света.
Но, то же чудо вдребезги разбило чувство между Верой Фирсовой и Алексеем Ганецким. Изящный офицер-красавец имел грешок — пристрастие к карточной игре. Он долго дьяволу сопротивлялся, но, когда при постройке «сандунов» деньги хлынули через его руки, он не устоял и, вложив не малые деньги в перестройку сандуновских бань, в конце концов, он заложил их за карточный долг. После этого он пустился в тяжкие …, завел любовницу, начал отчаянно и безрассудно кутить, вновь сел за карточный стол и проиграл сумму астрономическую.
Когда Вера Фирсова узнала о художествах мужа, она хладнокровно уладила денежные дела, и тут же подала на развод. Она больше не видела его никогда. Когда она узнала, что он ездит в Париж, там изменяет ей, она тут же приняла самостоятельное решение – не пускать его обратно никогда. У них были квартиры, дома, в которых они жили, и когда он ткнулся, ему было сказано, что он больше допущен сюда не будет. Он плакал у нее под дверью, попросил прощения. Ганецкий разрыв не перенес. Он долго страдал, а затем застрелился. Что пережила после его смерти Вера Фирсанова, не знает никто. Но, говорят, если она слышала фамилию Ганецкий, по лицу ее пробегала волна невыносимой муки. Так «Сандуны» стали памятником любовной трагедии одной из самых богатых и экстравагантных женщин России. После революции Вера Фирсанова жила в комнатке огромного дома, который еще недавно являлся ее собственностью целиком. Работала бывшая великосветская львица обычной гримершей в театре. В 1928 году знаменитый Шаляпин, которому она в молодости много помогала деньгами, помог эмигрировать ей в Париж. Почила с миром Фирсанова в 1934 году. Перед смертью она якобы произнесла: «Хотела однажды хоть раз побыть слабой женщиной, но не удел. А жаль, бесконечно жаль».
http://slavyanskaya-kultura.ru/ethnography/sandunovskie-bani.html
