Общий нарратив
Советское тюремное общество стремилось дистанцироваться от какого-либо муссирования этнических вопросов. Людям свойственно объединяться со своими соотечественниками и единоверцами, и тюремные порядки такое не осуждали, однако проявления этнической вражды были неприемлемы.
В замкнутом пространстве, в котором собиралась такая многонациональная публика, это было подобно смерти. Поэтому нацистские татуировки у советских заключенных точно не имели никакого отношения к национальной вражде и розни. Уже в современной России, когда тюрьмы стали более моноэтническими, и в них оказалось множество неонацистов, свастики и кельтские кресты на телах сидельцев стали приобретать тот же смысл, какой они имели на воле.
Но в советское время все эти символы в целом обозначали протест против системы, общественной морали, но в первую очередь власти и советского государства в целом. Нацисты воевали с коммунистами, с Советским Союзом — и именно поэтому блатные использовали их символику. Другой стороной этого смыслового поля было множество татуировок с Лениным, Сталиным и Марксом в обличье чертей, оскорбления в сторону компартии : «Я срать хочу на КПСС», «КПСС- злейший враг народа», и так далее.
Порой это заходило еще дальше, и заключенные славили на своем теле Адольфа Гитлера. Но они славили его не как ужасного тирана и убийцу, а как главного врага Советского государства и коммунистов. Если бы аналогичная традиция существовала в тюрьмах Третьего Рейха, там бы набивали портрет Сталина и серп и молот.
Единственное, что сближало многих советских зэков и нацизм — антисемитизм. Многие татуировки, в которых фигурирует Гитлер, расшифровываются именно в таком ключе. Однако этот антисемитизм, ужесточенный в своем формулировании грубостью зоны, на деле никак не проявлялся. И. Бакштейн, разоблачая мифы русского языка, писал, что случаи массового антисемитизма в советских тюрьмах зафиксированы не были.