Громкие судебные процессы всегда вызывали в обществе широкий резонанс. У психологов на этот счет свое мнение, но в идеале это трактуется заложенным стремлением к справедливости. Век-два назад, в условиях скудного разнообразия зрелищ, открытые суды были развлечением, скрашивающим скучные будни. Другие следили за актом правосудия, изучая тенденции и болезни общества. Вспомним одни из самых громких дел царского периода, каждое из которых может лечь в основу остросюжетного детектива.

[]

Попытка стравить русских с евреями

Страница киевской газеты.

12 марта 1911-го в Киеве нашли труп исчезнувшего 12-летнего мальчика Андрея Ющинского со следами десятков колотых ран. У следствия было несколько версий преступления: борьба за наследство ребенка от родного отца, убийство братом-бандитом друга жертвы и, наконец, ритуальная составляющая. Последний вариант активно поддержали киевляне-антисемиты и представители черносотенных организаций. Вероятность ритуального убийства поддержал сам министр юстиции Иван Щегловитов. Несогласных с этим местных следователей отстранили от дела. Нашелся и подозреваемый - приказчик Бейлис, работавший неподалеку от места преступления, был арестован и 2 года провёл в тюрьме. По городу поползли слухи, что ребенка обескровили евреи, добывая кровь для приготовления на еврейский Песах мацы.

Особо упорствующие распространяли анонимные письма, сообщавшие что Андрея «убили евреи» и листовки, призывающие изгонять евреев из Киева. В те времена была популярна легенда о том, что иудеи ежегодно убивают к празднику христиан, чтоб спустить кровь для фантасмагорических целей. При этом объективные доказательства отсутствовали. Ситуация усугублялась приверженностью прокурора Киевской судебной палаты Георгия Чаплинского к антисемитам.

Задержанный Мендель Бейлис имел безупречную репутацию, совсем не подходя на роль жестокого убийцы. При этом правая газета «Земщина» упорно описывала его страшную внешность, что должно было автоматически доказывать причастность к убийству. Параллельно в Госдуме разгорались страсти. Половина депутатов смеялись над тем, как банальная уголовщина упорно превращается в политическое дело. Открыто отрицал ритуальную составляющую и митрополит Киевский Флавиан. Авторитетный монархист Василий Шульгин называл дело откровенным убогим лепетом и высказывал свое недовольство предвзятостью киевской прокуратуры. Сам же Бейлис в последнем слове заявил, что невиновен, но устал. На защиту еврея встали не только известные люди Российской империи, но и посвященные в проблему политики и журналисты Европы.

28 октября все замерли в ожидании последнего приговора. Присяжные советовались почти 2 часа. Вышел старшина и огласил: «Не виновен». После оправдания Бейлис сначала эмигрировал в Палестину, а потом в США. На этот раз задача поднять волну антисемитских настроений провалилась.
 

Разбирательство с обычаями стотысячной народности

Оправданные мултанцы.

Еще одним ярким примером кровавого навета считается Мултанское дело, получившее в 19 веке широкую огласку и повлекшее суровые приговоры невиновным людям. Процесс назван по удмуртской местности, откуда были обвиняемые. Большая часть жителей села Старый Мултан в 1892 году составляли удмурты (тогда «вотяки»), проводившие некоторые традиционные обряды. В мае местная жительница обнаружила в лесу тело с отсутствующей головой. Личность убитого крестьянина Конона Матюнина установили быстро. Вскрытие показало, что из тела выкачали кровь и удалили внутренности. По селу покатились слухи о ритуальном жертвоприношении язычников-удмуртов. В результате 10 местных жителей задержали по подозрению в убийстве. В тот год на Поволжье обрушились чума и голод, и следователи предположили, что вотяки через жертвоприношение просили у высших сил отступления бед.

Короленко на суде.

На первом суде в 1894-м троих обвиняемых оправдали, а остальных приговорили к каторге. Но обнаруживший нестыковки в деле адвокат Дрягин направил в Сенат жалобу. В ходе второго заседания осенью 1895-го к процессу подключился известный писатель и правозащитник Короленко. Он посетил Старый Мултан, изучил детали происшествия и решил защищать удмуртов. Но обвинение подтвердилось. После очередной жалобы адвоката назначили третье по счету заседание.

Прокурор с членами суда выставляли убийство в качестве ритуального жертвоприношения, но Короленко привлек приятелей-журналистов и смог придать делу резонанс. На стороне защиты выступал и Лев Толстой.

Летом 1986-го удмуртов, проведших 4 года под стражей, оправдали. Но Короленко решил искать настоящих убийц. Приглашенный им криминалист профессор Патенко установил, что убийство совершили два русских крестьянина, решив инсценировать его как ритуальное. Мужчины хотели переехать в Старый Мултан, где их не приняли, после чего они пошли на месть.
 

Чудовищная расправа из «Войны и мира»

Случай с Верещагиным описан в «Войне и мире».

Летом 1812-го в Москве появились листовки Бонапарта: «Письмо Наполеона к прусскому королю» и «Речи Наполеона к князьям Рейнского союза в Дрездене». Их содержание не несло ничего принципиально новой информации, но сам факт выглядел тревожно. Обыкновенный российский подданный мог получить прокламации тремя путями: контрабандная переправка, личные бумаги цензора почтамта, где статьи не прошли цензуру, или неприятельский лагерь. Решили провести следствие. Выяснили, что распространил документы купеческий сын Михаил Верещагин, который дал переписать тексты секретарю Мешкову, а тот - другим москвичам. Полиция давно взяла Верещагина на карандаш. Он любил за рюмкой в кофейне обсуждать острые политические темы и слыл среди местных особо образованным и смекалистым малым.

А главное – дружил с сыном главы московского почтамта Ключарёвым. Последний негласно причислялся к масонам, которых накануне войны подозревали в организации беспорядков в тылах русской армии. Слухи о деле дошли до столичного военного губернатора графа Ростопчина. Верещагина взяли под арест, и он заявил, что лично перевел подобранные на мостовой документы из любопытства. Но другие свидетели подсказали следователям, что во время визитов к Ключареву Верещагин имел возможность читать иностранную печать из кабинета отца, не прошедшую цензуру.

Новые обстоятельства порождали распаляли воображение чиновников и порождало картинки заговоров, пока Наполеон уже прорывался к Москве. Народный суд постановил заковать Верещагина в кандалы и отправить на вечную каторгу. С утверждения в Сенате дело вернулось с поправками по «несоответствию статей». В этот самый период граф Ростопчин перехватил подозрительные письма от некоего Буфа, писавшего в Париж, фактически раскрыв канал связи с неприятелем. Над Верещагиным нависли подозрения в антирусской пропаганде в пользу Наполеона. Утром 2 сентября 1812-го, когда передовые наполеоновские отряды подошли к окраинам Москвы, юношу отдали толпе на растерзание во дворе главнокомандующего на Лубянке. Тот страшный эпизод описал в романе «Война и мир» Лев Толстой. Не соответствующий вине приговор и самосуд Растопчина вызвал возмущение при дворе, и в конце войны Александр I отстранил графа от должности.

Источник: https://kulturologia.ru/blogs/060224/59025/